— Вымочить тебя в нем, чтобы избавиться от этих вшей. У меня нет желания спать с рассадником паразитов.

— О! — промолвил Джейми, задумчиво почесывая шею. — Так ты, выходит, спать со мной собираешься, вот оно что?

Он бросил полный сомнения взгляд на койку и дыру в перегородке.

— Не знаю, правда, где, но собираюсь, это точно, — твердо ответила я. — И еще я хочу, чтобы ты не сбривал бороду, — добавила я, когда он наклонился, чтобы поставить поднос.

— Не сбривать? Это почему?

Он с любопытством посмотрел на меня через плечо, и на моих щеках загорелся румянец.

— Ну… потому что… это по-другому.

— Вот как?

Джейми встал и шагнул ко мне. В тесном помещении он казался еще более огромным — и еще более голым! — чем когда-либо на палубе. Темно-голубые глаза насмешливо сузились.

— В каком смысле по-другому? — спросил он.

— Ну… хм… — Я помахала ладонями, чтобы охладить пылающие щеки. — Когда ты целуешь меня, это ощущается по-другому… моей кожей.

Его глаза встретились с моими. Он не двинулся с места, но как будто оказался гораздо ближе.

— У тебя чудесная кожа, англичаночка, — прошептал Джейми. — Как жемчуг и опалы.

Он нежно очертил пальцем линию моего подбородка, спустился на шею, скользнул по выпуклости ключицы и стал медленно водить по верхней части моих грудей, скрытых высоким воротом священнического одеяния.

— У тебя всюду чудесная кожа, англичаночка, — добавил Джейми» изогнув бровь. — Ты об этом думаешь?

Я сглотнула и облизала губы, но не отвела глаз.

— Да, это примерно то, о чем я думала.

Он убрал палец и посмотрел на чан с водой, над которым поднимался пар.

— Ладно. Непозволительно тратить воду впустую. Что мне лучше сделать: отослать этот чан обратно к Мерфи, чтобы он сварил суп, или все выпить?

Я рассмеялась, и напряжение мгновенно исчезло.

— Лучше всего используй эту воду для умывания. А то от тебя, честное слово, борделем пахнет.

— Ничего удивительного, — отозвался Джейми, почесываясь. — Кстати, он находится на верхнем этаже, над таверной, где пьют и играют в кости солдаты.

Джейми взял кусок мыла и опустил его в горячую воду.

— Наверху? — уточнила я.

— Ага. Девушки время от времени спускаются вниз. И в конце концов, сгонять их с колен было бы неучтиво.

— Твоя матушка привила тебе хорошие манеры, — сказала я весьма сухо.

— Помимо всего прочего, я подумал, что мы, может быть, встанем здесь на якорь на эту ночь, — проговорил Джейми, задумчиво глядя на меня.

— Вот как?

— И переночуем на берегу, где найдется место.

— Место для чего? — осведомилась я, подозрительно глядя на него.

— Вообще-то я это планировал, понимаешь?

Джейми обеими руками плеснул воду себе в лицо.

— Что ты там такое планировал?

Перед тем как ответить, он отфыркался и стряхнул брызги с бороды.

— Я думал об этом месяцами, — с воодушевлением заговорил Джейми. — Каждую ночь, сжимаясь, чтобы уместиться в этом проклятом стручке, который здесь именуется койкой, и слыша, как храпит и пускает газы Фергюс, я размышлял о том, что бы я сделал, окажись ты у меня под рукой голая, готовая, и будь у нас помещение, где можно сделать все как надо.

Он ожесточенно потер кусок мыла между ладонями и намылил лицо.

— Ну, можно сказать, я готова, — сказала я, чувствуя себя заинтригованной. — Да и помещение, вот оно, имеется. Что же до наготы…

— Я об этом позабочусь, — заверил меня Джейми. — Это часть плана, смекаешь? Я увлеку тебя в укромный уголок, расстелю одеяло и начну с того, что сяду рядом с тобой.

— Хорошо, предположим, это начало, — сказала я. — А что дальше?

Я присела на койку, а он наклонился ко мне и легонько куснул мочку уха.

— А потом я усажу тебя на колени. И поцелую.

Эти слова были подкреплены действием: Джейми обхватил меня так крепко, что я не могла и шелохнуться, а когда отстранился, на моих чуть припухших губах остался привкус мыла, эля и Джейми.

— Достаточно для первого шага, — сказала я, стирая с губ мыльную пену. — А потом?

— А потом я уложу тебя на одеяло, соберу твои волосы в горсть и испробую губами все твое лицо, и глаза, и горло, и грудь. Думаю, я буду заниматься этим, пока ты не начнешь повизгивать.

— Я никогда не повизгиваю!

— Еще как повизгиваешь. Слушай, дай-ка мне полотенце, а? Затем, — осторожно продолжил он, — думаю, подступлюсь с другого конца. Я задеру твою юбку и…

Его лицо скрылось в складках льняного полотенца.

— И что? — зачарованно спросила я.

— И поцелую то место между бедрами, где такая нежная кожа. Заодно и бородкой пощекочу, а?

Он почесал свой подбородок, размышляя.

— Ну что ж, возможно, — отозвалась я ослабевшим голосом. — А что, по-твоему, буду в это время делать я?

— Ты можешь чуток постонать, чтобы пуще меня раззадорить, но в прочих отношениях будешь лежать смирнехонько.

Судя по его тону, ни в каком «раззадоривании» он ни капельки не нуждался. Одна его рука лежала на моем бедре, тогда как в другой находилось влажное полотенце, которым он обтирал себе грудь. Откинув полотенце, он добрался до меня и этой рукой.

— «Левая рука его у меня под головою, — процитировала я, — а правая обнимает меня. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви» [20] .

Белые зубы блеснули в окружении рыжей бороды.

— Больше похоже не на яблоко, а на грейпфрут, — заметил Джейми, тиская мою ягодицу. — Впрочем, скорее на тыкву. Грейпфруты слишком малы.

— На тыкву? — возмутилась я.

— Ага, тыквы, знаешь ли, иногда вымахивают такими же здоровенными. Но двинемся дальше.

Он еще раз стиснул ягодицу и убрал руку, чтобы ополоснуть подмышку с той стороны.

— Ну вот, лягу я, значит, на спину, а тебя положу сверху, во всю длину, чтобы можно было ухватить как следует твои ягодицы.

Он прервал свое омовение, чтобы показать, что значит «как следует». Да так показал, что я невольно охнула.

— И конечно, — продолжил он, — если ты пожелаешь немного подрыгать ногами, похотливо покачать бедрами и по ходу дела попыхтеть мне в ухо, я не слишком буду возражать.

— Чтобы я пыхтела? Этого со мной не бывает!

— Брось, еще как бывает! Что же касается твоих грудей…

— Надо же! Я думала, ты про них забыл.

— Никогда в жизни, — заверил он меня и оживленно продолжил: — Так вот, тогда я сниму с тебя платье, не оставив на тебе ничего, кроме сорочки…

— Нет на мне никакой сорочки.

— О, надо же! Впрочем, неважно, — отмел он этот пункт. — Я хотел сказать, что намерен посасывать твою грудь сквозь тонкий хлопок, пока твои соски не затвердеют у меня во рту, а потом сниму все, что осталось… Но если ничего нет, то обойдусь и без хлопка, так и знай. Итак, учитывая отсутствие рубашки, я буду посасывать и покусывать твои груди, пока ты не начнешь стонать…

— Ничего я не начну…

— И когда в соответствии с планом ты будешь полностью раздета и благодаря моим правильным действиям, возможно, готова…

— Только возможно? — подала я голос.

Губы мои покалывало уже после первого пункта его плана.

— …я раздвину пошире твои ноги, сниму штаны и…

— И?

Ухмылка стала еще шире.

— И мы посмотрим, англичаночка, какие тогда звуки ты будешь издавать.

И тут в дверях кто-то негромко прокашлялся.

— О, прошу прощения, мистер Уиллоби, — сказал Джейми извиняющимся тоном. — Не ждал тебя так скоро. Может быть, ты пойдешь и съешь что-нибудь на ужин? И если да, то возьми эти тряпки с собой и скажи Мерфи, чтобы он сжег их на камбузе в очаге.

Он швырнул драные остатки мундира мистеру Уиллоби и принялся рыться в сундуке, ища сменное платье.

— Вот уж не чаял снова встретиться с Лоренцем Штерном, — заметил он, копаясь в ворохе одежды. — Как его сюда занесло?

— Значит, он и есть тот самый еврей-натурфилософ, о котором ты мне рассказывал?